– Как Машенька? – спросил он, когда дыхание восстановилось.
– Ничего. Помаленьку. Плачет часто. Тут у нас еще одна беда… Да ладно, чего там, с погремушками в своей избушке сами разберемся. А у тебя какое дело?
– Вы База не видели?
– Ваську, что ли? Так он же с вами уехал. Или вы его по дороге из машины выкинули? Да уж, хулиганы – сразу видно. И этот Стен ваш тоже хулиган, такой хулиган, какого я еще не встречал. Я ведь хулиганскую душу за три версты чую. Впрочем, ты не лучше.
– Это точно, – согласился Роман.
Тут Машенька вышла к столу, и разговор сам собою прекратился.
– Папа, я Вадика видеть хочу, – заявила Машенька тоном пятилетней капризульки.
– Придет, куда он денется, – отозвался дядя Гриша. – От тебя ни один мужик спастись не сумеет.
– Не приходит! – капризничала Машенька. – Он меня совсем забыл. Он меня бросил… – Она приготовилась плакать.
– Дела у него, – попыталась успокоить дочку Татьяна, потом повернулась и так, чтобы Машенька не видела, сделала какой-то знак дядя Грише. Тот, кажется, понял.
– Звонил он сегодня. – Дядя Гриша кашлянул. – Да ты спала. Мы тебя будить не стали.
– Почему?! – закричала Машенька и затопала ножками. – Почему?! Ненавижу вас… Ненавижу!
Она залилась слезами и выскочила из кухни.
– Прячется он, – вздохнул дядя Гриша. – Не нужна она ему после того, что было. Как ни позвонит Машка, нету его. И сам ни разу не заехал и не позвонил.
– Она вроде неплохо выглядит, – соврал колдун.
– Хреново она выглядит, – оборвал его заверения дядя Гриша. – Разве она такой была?!
– Я ей воды еще заговорю.
– Ну, заговори. Хотя, коли человек поломатый, целым его не сделаешь. Ох, вот же беда. Вот же хулиганство, – то ли простонал, то ли прорычал дядя Гриша.
Татьяна всхлипнула и зажала рот ладонями.
Роман принес из багажника канистру пустосвятовской воды, отлил в бутылку, прошептал нужные заклинания и отдал «лекарство» хозяину.
– Я прошлый раз не все заклинания произнес. Сейчас, думаю, поможет.
– Ну, попробуем. – Дядя Гриша отставил бутылку и подался вперед, уперся ладонями в стол. – Теперь рассказывай, что у тебя за дело. Не для того, чтобы на Машеньку поглядеть, ты назад примчался. Ты из тех, кто благие дела походя делают. Цель-то у тебя другая. Небось, новое хулиганство замышляешь. Что нужно?
– Две свечи. Тишина. И чтобы никто не мешал.
– В мастерскую пошли. Туда девочки мои не ходят. Там – мое.
Роман покачал головой:
– Не пойдет. Слишком много чуждой стихии.
– Тогда в погреб. Там никто не помешает. Разве что запахи соблазнительные. Но мы с тобой мужики крепкие, устоим. Можем предварительно баночку грибочков откупорить. Маринованных, белых. Ты как к белым грибочкам относишься? Лучше, чем к спиртному?
К белым грибочкам, и маринованным, и только-только из леса, колдун относился положительно.
– И кончай меня на вы называть, – попросил Григорий Иванович. – Ты мне как племяш почти.
– Постараюсь, дядюшка, – хмыкнул Роман.
Прихватив с собой две свечи в бронзовых самодельных подсвечниках – дядя Гриша самолично из болванки на токарном станке точил – отправились в погреб. Поставили на земляной пол старенькую табуретку, водрузили на нее тарелку, подле – горящие свечи. Роман наполнил тарелку водой. Сосредоточился.
– Думай про Васю Зотова. Ничего конкретного – просто о нем. Идет? – велел колдун дяде Грише.
– Странное у тебя хулиганство, – ухмыльнулся тот.
– Тсс…
Роман взял хозяина за руку и опустил ладонь на водное зеркало. Замутилась вода и как будто отвердела. Только ничего почти не изменилось. Роман видел в водном зеркале все тот же погреб – только с другой точки. Полки оказались ближе. Вон там прежде лежало Надино тело. Видимо, дядя Гриша сбил настрой. Или сам Роман недавними воспоминаниями исказил колдовство.
Пришлось выплеснуть воду и наполнить тарелку вновь. И опять ничего. То есть опять вода колыхнулась. Поплыла, изменилась картинка.
Наконец до колдуна дошло. Он кинулся к полкам, раздвинул банки с солеными огурцами. Ага! У самой стены лежало что-то длинное, громоздкое, замотанное в одеяло. Роман рванул его к себе, зубами перегрыз веревки, откинул край одеяла. Перед ним было застывшее, будто замерзшее, лицо База. Роман приложил ладонь к шее. Пульс едва прощупывался. Баз был погружен в глубокий колдовской транс.
– Васька?! – изумился дядя Гриша. – Я, оно, конечно, люблю, когда народ хулиганит. Но чтобы вот так… Кто его так приложил?
– Женишок Машин, неужели не ясно?
– Вадька? Это зачем?
– Зачем – не знаю. Надеюсь, Баз объяснит. А вот что женишок нахулиганил – это точно.
Роман сорвал с База веревки и одеяло, плеснул доброму доктору в лицо пустосвятовской водой и произнес заклинание. У околдованного дрогнули веки. После нового обливания Баз застонал, заметался и даже попытался встать. Движения плохо координировались, как у больного, который только-только начал отходить от наркоза.
– Вадим Федорович! – внезапно выкрикнул Баз и рванулся к двери. Ноги у него подкосились, он стал валиться набок, прямо на полки, где рядком выстроились банки с огурцами.
На счастье, дядя Гриша успел подхватить племянника, и припасы уцелели.
– Что с Васькой делать будем? В баню, может, его? – предложил Григорий Иванович. – У меня как раз баня топится.
– Баня – это хорошо… Понесли его в баню!
Выходило, что Баз знал Машиного жениха, колдуну казалось, что Вадим Борисович с Базом даже не встречался. Во всяком случае, в присутствии Романа они не виделись. Или все-таки встречались?.. Ну, то есть встретились, конечно, когда женишок с База личину содрал и на себя напялил. Неужели в такой момент Вадим Федорович представился? Странно… А еще странно, что Роман возмущения колдовской силы не почувствовал. Когда личину с человека сдергивают, круги возмущения на километр, а то и больше, расходятся. Разве что… Да, разве что самогоновка проклятая так на водяного колдуна подействовала, что он только поутру глаза продрал да искажение колдовской силы учуял. Недаром в то утро его из стороны в сторону качало и кожу жгло будто огнем.
Учуял, да, но, в чем дело, дурак самонадеянный, не сообразил.
Парили Василия долго. Два веника об него исхлестали. Особенно дядя Гриша старался. Пар поддавал, и хлестал, и хлестал. Наконец решили, что вся колдовская ядовитость, что оставалась в теле Зотова, вышла с потом сквозь поры.
Дома уже чаек был готов, только что заваренный, душистый. Ну и что покрепче. Впрочем, крепкие напитки дядя Гриша употреблял единолично, а Роман с Базом предпочли чай. Баз сидел разморенный, красный, пот с него так и катился. Даже после бани глаза у доброго доктора были круглые, сумасшедшие. И руки дрожали.
– Васятка, ты налегай на пирожки с капустой. У Танечки пирожки с капустой замечательно удаются, – уговаривал племянника дядя Гриша. – А ты там, в погребе, небось оголодал, лежа за банками с огурцами.
– Я его во дворе встретил, – после третьей чашки принялся рассказывать Баз. – Проснулся. Вышел посетить удобства. И тут, смотрю, стоит он, во дворе… Я, признаться, оторопел от неожиданности. Думал поначалу, совпадение, сходство, потрясающее сходство… Всмотрелся. И вижу – точно Сазонов!
– Какой Сазонов? – прервал База колдун.
– Сазонов, Вадим Федорович. Отец-основатель, как мы его именовали за глаза. Его и Гамаюнова. Колодин тоже участвовал, но как-то сбоку. Колодин – торгаш. А Сазонов – шишка.
– Ты про Машиного жениха говоришь? – уточнил Роман.
– А при чем тут Машенькин жених! – удивился дядя Гриша. – Его же фамилия Микольчук.
– Фамилию поменять можно, – предположил Роман. – Имя-отчество для удобства сохранил, фамилию взял другую.
– Что? – настал черед База изумиться.
– Если в самом деле женишок Вадим Федорович нахулиганил, то он мужик солидный, красавец к тому же. Годков сорок на вид, – пояснил дядя Гриша.
– Загорелый, с усиками, – подсказал Роман.